Евгений Лавренчук черпает вдохновение в самых банальных вещах

В октябре состоялись первые гастроли Польского Театра. Маршрут пролегал через славный город Львов до Жешовского театрального фестиваля, куда съехались полонийные театры со всего мира. И, конечно же, не могли мы не встретиться с худруком театра Е. Лавренчуком.

- Евгений, хотелось бы узнать ваше мнение о современной ситуации в театральном мире.
- Можно по-разному смотреть на вещи. Мне кажется, что сегодня всё разрешено, по-видимому, так движется мода. Я же считаю важным снова начать проводить границы. Я думаю, в театре сейчас можно наблюдать довольно печальные тенденции. Проведу прямые параллели с музыкой. Аудитория настолько лишена всякого вдохновения, что никто не планирует новую театральную революцию. Я повторяю: причина, почему в театре за последние пятьдесят лет не произошло ничего интересного, как раз та, что люди, которые приходят в театр и покупают билеты, лишены вдохновения. В 70-х, если ты продавал 60 тысяч грампластинок, ты был значительным музыкантом. Сегодня, если ты продаёшь 250 тысяч, ты по-прежнему никто, третьестепенная фигура.
Невозможно прийти в восторг оттого, что люди, которые покупают музыку и ходят на концерты, или там, в театр, что они настолько неинтересны. Я думаю, что зрители кастрировали развитие искусства. Массы не интересуется тем, что могло бы быть, они интересуются исследованием того, что уже было.
- Но хоть что-то же есть?
- Я не верю, что-то, что имеет массовое распространение, может быть хорошим. Здесь я стою на точке зрения элитизма. То же самое верно и для искусства, искусство должно быть глубоким и насыщенным, искусство не может быть для всех, выражение «популярное искусство» лишено смысла. Я художник, и искусство обращается к таким людям как я - к интересным, многослойным людям. Искусство должно быть радикальным, оно должно раздражать как можно больше народу. А его должны делать люди, которые по-настоящему глубоки и содержательны, которые влияют на остальных и оставляют после себя след... такие люди мыслят категориями, находящимися за пределами популярных идей.
– У вас есть муза?
- Я черпаю свое вдохновение во многих, порой самых банальных вещах. А муза… Вот взять к примеру нашего звуковика…
- В октябре состоялись первые гастроли возглавляемого Вами Польского Театра. Как Вы можете их оценить?
- Неплохо. Неплохо. Но, честно скажу, это все-таки был не совсем наш зритель. Многие же воспринимают театр, как нечто такое чисто развлекательное…
- Как Вы думаете, зрители всегда понимают, о чем Ваши спектакли?
- Это не имеет никакого значения! Я думаю, проходит время, и если в сердце человека остаётся укол от спектакля, тогда, возвращаясь к нему, он включает мыслительный аппарат. Вот это самое ценное, потому что умение эмоционально мыслить имеет колоссальное значение: оно воспитывает людей в наш век, когда чувство отодвинуто и мы превращаемся в автоматы, которые, сталкиваясь боковинами, издают железный скрежет. Вот этот звук самый страшный. А нас во всём мире объединяет совсем другой, музыкальный звук. И когда зрители аплодируют в конце, они аплодируют не артистам - они аплодируют себе. Потому что происходит раскрепощение от зажатости, от страха, от того кошмара и хаоса, в котором мы находимся. И тогда люди на какой-то миг счастливы. От того, что всё равно остаются людьми. Я не устаю повторять, что мы научились перелетать через континенты, разговаривать на каком-то невероятном расстоянии, а самое простое - выйти на лестничную клетку, постучать к соседу и сказать: "Доброе утро! Я вас люблю".
- А он покрутит пальцем у виска.
- Вначале. А потом к этому привыкнет и постучит в следующую дверь. И уже будут трое сумасшедших. А из сумасшедших и состоит мир, потому что на всех перекрёстках мира стоят эти люди. И пусть полёт считается чем-то уродливым и безумным, а крылья признаком падения, такова уж наша эпоха, всё равно буду неустанно твердить: мир определяют люди, которым дан полёт. Люди крыльев! И не поверить в это было бы величайшей трагедией наших с вами дней.
- Но как поверить?
- Человек один приходит в этот мир и один уходит. Просто есть дата рождения и дата смерти, но там ещё - чёрточка. Эта чёрточка и есть та натянутая проволока, на которой мы играем, иногда срываясь в пропасть, иногда удерживаясь. Иногда это весёлый танец, иногда это танец смерти, но вот эта чёрточка всё определяет. Это начало той земли, откуда ты пришёл, и конец той земли, куда уйдёшь. А между - ты имеешь право, в свободе, в личностном своём начале, на этой проволочке эквилибрировать, как хочешь. Это единственное твоё право в этом мире.
- Спустимся с небес на землю. Каких актеров предпочитает режиссер Лавренчук?
- Не нужно ничего ставить под сомнение. И ум пытливый не нужен. Меня нисколечко не раздражают глупцы, пока они молчат, я обожаю. Тех артистов, которые ни о чем не спрашивают. Те же, которые задают 121 вопрос и до всего доходят умом - беспомощны на сцене. Вы забыли, что именно из-за своей тяги к знаниям человек был выброшен из рая? Да, знание - сила, но еще Ницше открыл, что знание - это уже власть. Актеры – ведь тоже зрители. И их нужно убедить в своей идее, чтобы они ее почувствовали, чтобы они дальше сами стали переживать ее, а не переживали бы ее за своих героев. Задача актеров состоитв том, чтобы символическую абстрактность образа совместить с его реальным бытованием - физиологическим и социальным.
- Поэтому ваши спектакли нарочито деполитизированы, я попытаюсь даже выговорить слово: "деидеологизированы". Своей вневременностью вы оказались идущим в ногу со временем. В этом я вижу еще один парадокс Лавренчука. Кругом происходит черт знает что – а у вас на сцене в это время решаются проблемы, которые, извините, не имеют ничего общего с нашей действительностью. Почему ваши герои не "занимаются делом"?
- У меня категорическая установка на вечность. Общество со своей системой, своим институтом государства как бы уничтожает твое "я", личность человека. Нужно всегда жить, как в окопе, принеся в него свое оружие для защиты. Во все страшные времена я спасался именно в таком окопе. Иногда выглядывал, иногда отстреливался, но всегда возвращался в свой окоп. То, с чем человек отправляется в этот мир - свобода и вера,- уберечь это можно только в своем окопе. Так вот, живя в таких условиях, спасаться можно тем, что смотришь вверх на звезды. Тогда появляется ощущение Вечности. Тогда театр становится для тебя спасением. Не средством тщеславия, заработка, карьеры, а местом, где ты можешь молиться, где ты можешь на сцене - в своем воображении осуществить идеалы любви, красоты, добра, все, что тебе не удалось сделать в жизни, все, что не удалось у тебя за всю твою жизнь. На сцене можно реализовать то, что недостижимо в любви и жизни, то, чего не может быть, то, что можно реализовать только в твоем воображении, во сне… Извините, я побежал!
- Большое спасибо, Евгений!
– Не за что!

А.Ж.

«Мой андеграунд» (октябрь 2003)