Кастян

Лолита: Перезагрузка. Часть 1

Ах, да. Про мамочку-то я и забыла. Неубедительная получилась мамочка. Трогательности стареющей женщины в ней ровно столько же, сколько в самке пингвина. И ее вялая ненависть к дочери-сопернице неубедительна также, как мое перезрелое воплощение, играющее нимфетку. Так что черно-белую мамочку мне не жалко. И все-таки – я бы сделала иначе.

Но это невозможно. Я не могу даже повернуть свою обесцвеченную голову под иным углом, моя тень всегда падает – одинаково. мы не можем ничего изменить. Не можем выскочить за пределы, очерченные нашими создателями. И мы будем проживать наши псевдожизни бесконечное количество раз – по количеству киносеансов, протяжек видеокассет, поворотов DVD – всегда одинаково.

Я знаю, писателя часто спрашивают, любит ли он своих героев. Но никто не спрашивает нас, любим ли мы своих писателей. А мы их – ненавидим. И я, и Гумберт, и выданная мне автором мать, и остальные – известные и безымянные. Множась, утопая в собственных бесконечно прокручивающихся жизнях, я сходила с ума, я закричала бы, но у меня нет голоса. Я разорвала бы себе горло своими ногтями, вечно покрытыми белыми пятнышками – но я не могу уничтожить себя. Никто из нас не может.

Но мне повезло, если это можно назвать везением – у меня был второй шанс прожить все заново. Теперь уже в цвете. Я получила новое тело, и оно было больше похоже на то, которое я представляла себе. В прошлый раз и я, и Гейзиха были крашеными блондинками, в этот раз нас выкрасили в рыжий. Я примеряла на себя звучащее в терцию, кончающееся разливом вод тело До -Ми -Ник, Доминик Суэйн. Мне нравилась ее неуклюжесть, я почти смогла почувствовать металл ее пластинки на зубах. Зря она вынула ее перед тем, как поиграть со знатоком французской словесности в известную французскую игру.

Мне наконец-то стало жалко мою нелепо-манерную, мою молодую мать, как хорошо, что я не видела торчащую кость из ее мертвой ноги, как грустно, что я не смогла докурить ее последнюю, истлевающую в пустоту сигарету, допить смешанный для нее коктейль.

Я ждала нового свидания со своим Гумбертом, своим мужчиной, своим псом, своим наказанием.
Я думала – узнаю ли я его в этот раз, понравится ли мне он?

Он мне понравится. Его лицо взрослее тела, его глаза – темные, его стержень – сталь. Я надеюсь, я буду надеяться, что когда я убегу от него, он меня поймает, он меня не пустит, он будет сильнее.

Я не хочу больше быть Лолитой, мечущейся в отрезке между четырнадцатью и восемнадцатью, любящей колу и чипсы. Не хочу больше испытывать на прочность своего профессора. Я до последней минуты буду надеяться, что он догонит меня. Но он опять не догонит, его внутренний стержень сломается. И, увлекаемая Куилти, я уныло поплетусь навстречу замужеству, беременности, концу фильма. Я хочу вырваться, я хочу перестать быть – Лолитой. Я хочу стать – кем угодно другим. Мужчиной, старухой, сапожных дел мастером – кем-то другим, с другой жизнью, другой судьбой.

Может быть, будет третья попытка. Я мечтаю о том, как однажды испугаю какого-нибудь любителя этого слезливо-похотливого сюжета нелепой и неожиданной выходкой – запою басом «Интернационал», или нагажу профессору в ботинок, или случайно и кокетливо обнаружу у себя половой член. В моем мире, наполненном пульсирующими потоками фраз, образов, реплик, постоянно обновляется информация о новых сценариях – об этом нам рассказывают вновь прибывшие персонажи. Информация распространяется между нами мгновенно, и я знаю о том, что где-то на окраине Москвы взлохмаченный третьекурсник ВГИКА, прикуривая бессчетную сигарету, стучит по клавиатуре...

Продолжение следует…