Илья ILL

Дети поднебесья

Наши глаза устремлены на ночную, морозную, заснеженную улицу. Каждая минута проносится часом. Мы сидим в подполье – чердаке девятиэтажки. Нас ищут мясники, если найдут – наше здоровье мигом ухудшится. А вечер так замечательно начинался…
Наши глаза пялились на мужиков в Доме Журналиста. Маэстро Быков заливался смехом, его взор был устремлён вверх. Уходя, поглаживая по попке какую-то тётку, он подмигнул моим пацанам – по- ня–т-но. Нормально. Заливаемся пивом – на нас это не похоже. Ладно, спускаем последние деньги, ретируемся в кафе «Гоголь». Пока всё впаряде.
Зажженные факелы пляшут на танцполе, вокруг маленького, да удаленького круга девушек. Последние товарищи сливаются вместе с деньгами по домам. Нормально. Подстава. Ди-джей отходит от своих вертушек, и в два ночи угар веселья падает на стулья, включают «БандЭроса» или что-то другое, в этом же духе.
Бывает. Четыре глаза смотрят на номера чужих мобилок – авось есть кто-то, кого давно не видел, но уж коли делать нечего – можно увидеть. Неохота размениваться по мелочи. Звонок. Друг говорит – нас ищут такие-то черти, и нам лучше где-нибудь схорониться на ночь. Адреналин в кровь, пальцы в кулаки. Глаза в телескопы, ноги в колёса. Нос человека – в нос волка. АУУУУ. АУУУУ. Зубы в клыки. Нормально.
«Мой» район. Метафизический. Наши шины скользят по льду, движутся в направление хаты Ф. Тут можно хорониться, но у меня вместо ключа – отмычка. Но мои глаза споткнулись – в окнах хаты горит свет. Одно из двух – на базе либо хозяин, либо его сестрёнка с хахельком - петушком. Три ночи. Звоню в дверь. В дверной глазок кто-то боязливо пялится, но замок не щёлкает. Значит, на хате петушок.
Валим. Союз – Апполон. Клыки, голова гудит. Еле двигаю ногами. Ритм шагов поддерживает рэпчина из наушников. Палатка. Десять рублей в карман владельца МТС.
Звонок. Хоронимся к другому «сочувствующему». Но этот с завистью смотрит на наше обезумевшее – оскотинившееся состояние духа – и валит в свою постельку спать дальше, а ведь мог бы предварительно напоить нас горячим чаем.
4 утра, центр Москвы, но из окна мы не видим ни одного прохожего, снег – да холодный озон вывесок. Мы на чердаке девятиэтажки. Нас ищут мясники. Вечер так здорово начинался, но за свои поступки отвечать в этом мире приходится башкой. Не подставляй её – отобьют, и ты на всю жизнь дурачок. Но не мы выбрали этот мир. Мир холода-голода-дьявола – выбрал нас. Мир сук и кобелей.
Удивительным образом чердак почти не воняет, расстелены газетки, но понять их чистоту не позволяет темнота. Силы кончились. Даже в окно смотреть нет сил. Нет сил и вслушиваться в шорохи. Впрочем, тишина вокруг стоит такая, что кажется – вся эта подлая Москва вымерла. Нормально. Друг снимает куртку, кладёт её на очищенные газетки и заваливается. Мне и так холодно – чтоб я снял свою дублёнку, положил на этот пол… Аууу. Бэйби, мне не до тебя. Сижу, прислоняясь к стене. Голова падает ниже колен. Снимаю куртку, ложусь как в могилу. Нормально. Мы молоды. Какой-то резкий шум будит меня. Я подрываюсь глянуть, понюхать – что там. А это 60–летний дед тащит своего домашнего зверя на прогулку. Открывается дверь лифта, и пассажир уходит из-моего поле-зрения. Бужу кореша. Половина седьмого утра. Можно разъехаться по тем районам, названия коих знают лишь самые проверенные люди. Там можно спать спокойно, на диванах, с простынью, подушкой, одеялом и пледом. Дорога до метро. Я иду такой походкой, будто я - солдат времён гражданской войны, не спал уже месяцы, убивал, хоронил своих однополчан. Но – нет. Меня сковал мороз. Нормально. Наконец, стали попадаться люди. Хэй – поднимите руки. И тут – моё тело резко выпрямилось, из моих губ вылетел плевок. Ага. Я очухался, очистился, и у меня упало забрало от вновь навалившегося блядства этого города. Ну, давай – кто на меня? Нормально.