Вячеслав Убогий

Маленький раб

(наблюдения юного натурала)

Наташа?

- Почему я должна любить мужа? Ну по–че–му? – не унималась ни на минуту Наталья. – Я же всегда блондинов любила. Мы когда в Польшу приехали нас всех покемончиками…
- Покемон?
- Наташа?
Сегодня весь день репетируется скандальный танец. На четвертом часу Наталья присев уголке начинает стенать:
- Это не честно. Меня кто-то сглазил. Эх, не надо было баронесса этим заниматься после репетиций. Это вы специально подстроили все, вы просто завидуете… Я должна пойти в костел исповедаться…
По ГИТИСу ходят не только сатанисты и копрофаги, но и слухи. Слухи о том, что Наталья ходит во французский костел (хотя раньше являлась радикальной ультра буддисткой – пришла на первую репетицию лысенькой).
Смеюсь. Замечает.
- А ты кто такой? Тебе тут смешно, а у нас тут искусство. Вот попробуй также станцевать – посмотрим, что у тебя получится.
Встаю в шестую позицию. Всё получается. Наташа в гневе.
- Ты это специально да? Хочешь меня огорчить. Только огорчи меня еще раз. Ну и иди на хуй!
Наташа вскакивает и галопом с криками «у–у–у» и ревом паровоза скачет на меня.
- Пиздец тебе матросик… доплавалси.
Начинается потасовка. Режиссёр кидается на помощь… Наташе. Оба бьють меня.
- Я тебе покажу, как обижать моих… актрис.
Наташа, не замечая режиссёра, мажет и бьет прямиком в лико Евгения Викторовича.
Режиссёр с грохотом падает на пол актового зала.

Сученок

- Евгений Викторович! – в испуге истошно кричит Ефим Борисович Ефим, падая на колени рядом с бездыханным телом режиссёра, – голубчик… Воды, детка, воды!..
Подходит ко мне.
- Детка, где здесь туалет?
- Вам мужской, или женский? – опешив спрашиваю я, сам до конца не поняв, что сказал. Как ни странно ЕБЕ совсем не обижается, а наоборот расплывается в улыбке, еле заметной вооруженным глазом сквозь снежные волосы бороды.
- Ох! (вздыхая) за вопрос, конечно спасибо – вопрос вот такой! (показывает большой палец).
Спускаемся по лестнице на этаж ниже и направляемся прямиком в мужской туалет.
- А дальше ты меня не проводишь? – лукавым голосом настаивает Ефим.
Не задумываясь о последствиях, переступаю порог туалета.
- Ну, что, сученок – попалси? – потирая ладошки спрашивает ехидный старичок. – Раздевайся.
- Что вам надо?
- Ты хоть, знаешь, кто я такой? – недоумевает ЕБЕ. – Ты «Айболит, 66» смотрел? Я там снимался… Хочешь автограф? Тады раздевайся.
Мне остается подчиняться. Снимаю портки.
Не успеваю раздеться, как чувствую: что-то тёплое течет по моей спине.
- «…Оттого, оттого-то мы пилоты-ы-ы./ Небо наш. Небо наш родильный до–о– ом!..» - надрывисто выдыхает сквозь бороденку старичок мочеиспускаясь на мою спину.
- А теперь, - закончив, приказывает Ефим, – насри мне в рот! Давай, сученок!
Исполняю приказ.
Ефим садится на корточки, а я, встав на унитаз, начинаю напрягаться и вскоре из меня что-то выходит.
- И это, что – всё? – не утомляется Ефим. – Мне этого мало. Еще!..
Делаю последние усилия и…
- Во-о-от, так – одобряет меня. – «… Оттого, оттого-то мы пило-о-оты/ Не-е-ебо наш. Небо наш родильнай до-ом!./…А уж девошки – потом!..»
оборачиваюсь: Ефим Борисович у умывальника по – есенински громко сморкается в руку, шепча «су-че-нок». Включаю свет в туалете. Вся борода ЕБЕ в испражнениях. Борода отныне не белая, а бело-серо-коричневая. С кончиков оной стекает, капает…
позорно удаляется…

* * *
- Где Ефим! – спрашивают меня.
- Пошел домой! – прикрываю я его. – Голова разболелась, сказал.