Манифест 2
"Тот, кто нашёл мир, нашёл труп, и тот, кто нашёл труп, - мир не
достоин его".
Бог ошибся, создавая этот мир - ибо "все, что возникает достойно своей
гибели. Природа не рождает жизнь, а лишь дает ей временный приют. Среди
живущего нет ничего, что было бы достойно твоего сочувствия, и земля не стоит
твоего вздоха. Наше существование есть страдание и скука, а мир не что иное,
как грязь. Поэтому было бы лучше, если бы Бог ничего не создавал, чтобы ничего
не возникало, чтобы и сам он не страдал, наблюдая мир как плод своей вины,
которому бы лучше и не быть...
Когда почти всех поглотит мировая цивилизация ночи, когда терпение Бога
иссякнет; тогда он соберет оставшихся непобежденных и эта жалкая кучка
осколков победит всех. Бог всегда берет на себя огромной трудности работу, ему
скучно побеждать праведными силами какую-то ничтожную часть ночных омертвевших
людей. Ему нужно, победить самым малым числом своих истинных приверженцев
абсолютно все силы зла. Все уже сказано, апокалипсис приближается, лишь сроки
ещё не названы...
Сейчас время всеобщих расставаний: кого разлучает жизнь, кого - смерть. Мир
объят апатией и безвольно катится в пропасть новой войны. Описания рушатся и
"завтра" уже не узнает "вчера". Мир охвачен безумием. Безумие становится
нормой. Норма вызывает ощущение чуда. Библия - просто книга, Апокалипсис - не
более, чем детская страшная сказка, рассказанная на ночь - по сравнению с тем,
что происходит с миром. Только книжка опять обманула, как обманывают все
книжки на земле. И что тебе с того, что глаза твои работают в особом,
недоступном другим спектре, позволяя лишь одному тебе видеть истинное
положение дел в предынфарктном мире. Спасение души, наконец, обретает свой
единственно верный смысл.
Реальность такова, что честному человеку здесь жить негоже, а "нормально" жить
- означает взвалить на себя такую массу всего черного, принять такую сумму
греха, что можно очень быстро умереть духовно, как лампочка перегорает, от
понимания, что жизнь не стоит труда быть прожитой, преодоленною. Существовать
не трудно, а невозможно; от страха жизни можно покончить с собой, признав, что
жизнь кончена, что она стала непонятной. Но умирать стоит если знаешь, за что
умирать. Так постарайся среди опустошения и неверия в возможность изменить
что-либо, понять её - а вдруг набредешь на истину.
Разбуженный обвалом правды о себе и о мире, восстав со своего ложа, человек
воображает, будто стряхнул с себя сон, и не знает, что пал желаемого жертвой
своих ощущений и стал добычей нового, ещё более глубокого сна, чем тот, от
которого только что очнулся. Есть лишь одно истинное бодрствование, и оно то,
к которому трудно придти. Идея вдруг падает на человека, как огромный камень,
и придавливает его наполовину, - и вот он под этим камнем корчится, а
освободиться не умеет. Людские лица искажены знанием, лишь иногда из-под
шрамов проступает Правда и тогда понимаешь, жизнь прекрасна, но недорога. И
главное - мы сами должны назначать за неё цену. Важно не продешевить в своей
дерзости.
Прошлое ненавидим, настоящее презираем, а будущее безразлично. Вряд ли все это
приведет к хорошему концу. Понимаешь, что день за днем все больше и больше
чаша терпения переполняется водой ненависти и, кажется, уже слышишь, тяжелую
поступь надвигающейся беды. Ничто не прочно - эта истина вечна. Мир тревожен,
утомлен и гневен после света, осветившего все до глубины дна; тлеет и тлеет,
горит и горит, и остывать будет целую вечность после Смертельной высоты жизни,
любви, ясновидящей мысли. Но вот жизнь напрягается до небес, наполняется до
краев, доходит до своего предела, тогда она не хочет себя. Жизнь наполняется,
её сосуд должен быть опрокинут чтобы холодный пустынный ветер обнял вновь
жалкую землю. Когда я поднимаю глаза - вижу лишь те звезды, которые смотрели
на нас при нашем рождении и увидят нас умирающими, как бы мы не изменяли наше
обличье и в каком бы глубоком подполье мы ни скрывались.
Самыми лучшими вещами являются вечные вещи, они покрывают собой все, они -
последний камень, последнее слово в мире. В глубине каждого из нас есть
уголок, в котором находят себе печальный отзвук неразрешимые мировые тайны. В
мире существует гораздо больше, чем мы признаем. Наши обычные ожидания насчет
реальности создаются социальным договором. Нас обучают как видеть и как
понимать мир. Трюк социализации - убедить нас в том, что описания, с которыми
мы соглашаемся, определяют границы реального мира. Так проще то, что мы
называем реальностью - это только один из способов видения мира, способ,
который поддерживается социальным договором. Каждый человек погpyжается в это
настолько, насколько емy интеpесно. Есть люди, котоpые не yглyбляются в жизнь
вообще. Встал yтpом, пошел на pаботy, веpнyлся, поел, поцеловал женy, yснyл,
потом пpоснyлся в выходной день, напился... и так далее по накатанной колее.
У большинства в жизни бывают всего 2-3 интересных момента, остальное -
наполнитель, и чудо, что из эти разрозненных моментов складывается история,
которую кто-то находит занимательной. И лишь редкие единицы берут на себя риск
разрушить стены Привычного вместо посвятить себя жизни чему-то "несегодняшнему".
Есть люди - созидатели, этакие безумные радужные индивидуумы, ТВОРЦЫ. И есть -
ПРИЗЕМЛИТЕЛИ - те, которые все называют, расставляют по полочкам, доводят до
некоего унылого общебытового среднеарифметического уровня, по сути сводят к
нулю. Пастернак говорил, что лучшее время для творчества - тусклый общественно
- политический фон, на котором художнику легко и удобно светить. Когда
политический фон разгорается, художники неизбежно теряют себя. Но мы не
выбираем временной отрезок, в который забрасывает нас Судьба... Раньше быть
индивидуальностью можно было с гораздо более чистой совестью, чем сегодня.
Что может быть пошлее благополучной жизни благополучных людей? Конформизм
стал идолом сегодняшнего дня, но я приношу жертвы на алтарь другим богам. Жить
обывательской жизнью невыгодно ибо скучно в глубине ежедневного месива.
Конечно, разменивать жизнь - так легче, разбрасывать себя по мелочам;
заброшенный в жизнь человек может только скучать, чтобы, но теперь принял
решение жить, жить, вписывая себя в пространство текста, жить жизнью мира, не
принадлежа, всему чужому не чужой. Это вовсе не значит, что я ни с кем,
наоборот, я готов быть со всеми - ибо "нужно добросовестно играть свою роль,
но при этом не забывать, что это всего-навсего роль, которую нам поручили.
Маску и внешний облик нельзя делать сущностью, как чужое - своим." Иначе в
гораздо большей степени станем являемся суммой чужих поступков, нежели своих
собственных; и кто скажет, сколько ошибок должен совершить человек, чтобы
стать самим собой, и сколько ошибок он может позволить себе, чтобы успеть на
этом свете собою побыть? Многие губят в себе внутренний космос, не добравшись
до своей глубины, но пока человек жив - шанс сохраняется, сколько бы ошибок он
не сделал... Для того, чтобы человек отыскал подлинное лицо, чтобы осознал, в
чем Ничтожество и Величие этого мира; понял, в нем совсем нет абсолютных
истин, а только любовь - только для этого стоит сражаться - во имя света, во
имя поэзии, звучащей в улицах и в мироздании, во имя грандиозной любви!
В принципе, имеют место очевидные вещи. Человек, скажем, привык ставить
духовное выше материального. Допустим, так бывает - хоть и отвыкли нынче от
таких явлений. Вокруг себя он видит социальную политику, однозначно
вынуждающую всех, без исключения, ставить материальное выше духовного. Это
вопрос элементарного выживания. Получается, что люди в плане духовности
становятся как-то хуже. Человек начинает напрягаться на такую социальную
политику. Человек недоволен, если же он при всем при том ещё страстен и
космичен, он легко может озвереть - исключительно из лучших чувств.
Я считаю, что единственный выход и естественный конец для честного человека в
наших условиях. Если ты имеешь честное сознание, ты должен понимать, что
ничего тебе не удастся изменить. Чем дальше ты идешь, чем дальше ты
расширяешься, как личность, все меньше общего у тебя остается с тем, что
снаружи, то есть через некоторое время тебя никто не сможет принимать, ты
ухолишь просто в вакуум. Если находить какую-то силу, то идешь дальше и
становишься, по-видимому, снятым. А если имеешь эту честность сознания,
понимаешь, что ничего никогда не сможешь сделать и тем не менее хочешь
изменить, тогда выход - каким-то образом взорвать мир, либо быть убитым
реальностью, либо уничтожить её в известном нам виде. В борьбе "ОДНОМУ против
червивых стен" за собственное человеческое достоинство все средства хороши.
Сартр однажды заметил, что талант - это то, что изобретает в поисках выхода: в
ситуации "захлопнутой мышеловки" так вынужден стать ОПАСНЫМ - иначе не выжить.
Есть мудрость, которая гласит, что жить надо здесь и сейчас (именно жить, а не
ползти, ежеминутно сверяя свой компас с векторами настроений
молчаливо-пассивного большинства). Глупо верить, что завтра будет лучше.
Космические часы никогда не покажут начало духовного века - это также верно,
как то, что сущее стремится быть собой, а камень вечно быть камнем. А значит,
все, что нам остается - идти по замкнутому кругу, продолжая вести войну со
злом и мраком этого мира В САМОМ СЕБЕ чтобы стать самым безрадостным,
безжалостным и последовательным между слезливо-кирпичной злободневностью и
ура-героикой; уничтожать повседневность не из жестокости - а просто расчищая
себе путь.
В нашей действительности вызов - жить вне установленных шаблонов в
шаблонном мире. Это же является намеренно выстроенной частью жизни вступившего
на путь воина. Чтобы оставаться на правильном Пути, надо оставаться
непредсказуемым. Потому во тьме кинотеатров их сердец я демонстрирую фильм о
своих успехах. Чем больше вас знают и узнают, тем больше урезается ваша
свобода. Когда у людей есть определенные идеи о том, кто вы и как вы будете
действовать, вы не сможете и пошевельнуться. Я должен стереть мою личную
историю. Если мало-помалу вы создаете туман вокруг себя, то вас не будут
принимать как само собой разумеющееся, и у вас будет больше места для
изменения. Высшая ступень - стать непредсказуемым и неожиданным даже для
самого себя.
Моей гордостью была уверенность, что я недоступен ничьему пониманию; что мне
совершенно чуждо стремление выразить людям свои мысли и чувства понятным им
образом. Я всегда хотел иметь ясное и неприкрашенное представление о самом
себе, это верно, но не думаю, чтобы причиной тому было желание до конца себя
понять. Подобное желание, вообще говоря, свойственно человеческой природе, оно
необходимо, чтобы наладить контакт между собой и окружающими. Однако пьянящее
воздействие красоты Идеи делало часть моей души непрозрачной и лишало меня
возможности поддаться любому иному виду опьянения, поэтому, чтобы сохранить
разум, я должен был всеми силами беречь вторую половину души, ту, что ещё
оставалась незамутненной.
Мертвящий опыт существования в размытой реальности учит нас постижению
одной очень доступной, простой и неприятной истине: в жизни один закон - это
война. Когда-то у меня в голове серьезно оформилась Идея о необходимости новой
Революции, Идея Мировой революции, революционной бескомпромиссности, что
зажжет всемирный очистительный пожар. Но эта Идея из меня ушла, ибо однажды
понял я, в качестве личной программы существования и борьбы есть смысл принять
лишь манифест, имеющий мало общего с воинственными декларациями против внешних
врагов; он возможен только на основе собственной великой войны - с буйными и
злобными бесами внутри себя. Для правильного понимания этой Идеи подойдет
аналогия с исламским джихадом, где Великой священной войной традиционно
считается именно битва со страстями в своей душе, за свою собственную чистоту
Веры. У тех же, кто останавливается на малой священной войне, - с внешними
врагами, она вырождается в банальную агрессию, ведущие которую теряют её
духовный смысл, а потому неизбежно проигрывают. И только победитель в Великой
войне обретает бесценные духовные сокровища - упорство воли, попрание смерти и
силу небесной любви.
|